Те же яйца, только в профиль: "Дневник Наследницы" в новой редакции

[Mary-Lee]

***
Август, двадцать седьмое.
…Когда настоятельница сегодня открыла передо мной дверь комнаты для свиданий, я решила, что я, наверное, сплю. О том, чтобы попасть в эту комнату, мечтает, наверное, каждая девочка из приюта при монастыре Святой Маргариты Кастелльской, ведь это означало только одно: еще один из нежданных детей обрел новый дом. Однако, шагнув навстречу трем сидящим на диване у окна людям, я не то, чтобы не испытала радости, скорее я была несколько разочарована…
Попав в монастырь, названный именем Блаженной Маргариты из Кастелло, покровительницы калек и нежданных детей, я до сегодняшнего дня надеялась, что мои настоящие родители вернутся за мной, чтобы мы снова могли жить вместе… А потому, увидев вместо отца и матери молодого юношу в песочного цвета костюме, утонченную леди в воздушном платье и женщину с глазами, полными такой усталости, словно она прожила не одну вечность, я была несколько разочарована. Нет, конечно же я хотела вырваться из этих скучных стен приюта, где на пятьдесят воспитанников приходилось около семидесяти монахинь, где большую часть своего времени каждая из нас проводила в маленькой комнатушке с распятьем и молитвенником, и где среди добрых, но строгих и молчаливых сестер многим из нас предстояло остаться до конца своей жизни, но… Но я так мечтала о том, что однажды за дверью комнаты для свиданий я увижу тех, чьи теневые портреты до сих пор хранятся у меня в медальоне, что вид трех незнакомых людей, неизвестно почему выбравших меня среди куда более привлекательных, милых и послушных девочек с огромными бантами в волосах, вызвал у меня вздох разочарования.
Этот вздох не укрылся от трех незнакомцев, которые непонимающе переглянулись и о чем-то зашептались с женщиной на непонятном языке. Она пожала плечами и направилась ко мне.
- Ты – Эмили Мария Фоукс, не так ли? - обратилась она ко мне на английском с каким-то непонятным акцентом.
- Да, это я, - ответила я, старательно изображая на лице интерес и расположенность. Не хватало еще, чтобы новоиспеченные родители отказались от меня в первый же день, вот был бы номер…
- Мы здесь для того, чтобы забрать тебя, - снова сказала женщина. – Меня зовут Сецуна Мейо, это твоя сводная сестра Мичиру и ее муж Харука.
Молодая пара кивнула в знак приветствия, они даже улыбнулись, но напряжение, которое возникло в первый же момент знакомства, никуда не исчезло. Женщина по имени Сецуна нервно кашлянула и осторожно взяла меня за руку, ведя к моей новообретенной сестре. Я предпочитала вежливо молчать, старательно рассматривая мою новую семью.
Сестра оказалась выше меня на полторы головы, и куда стройнее и прямее. И если меня, по сравнению с некоторыми девочками из приюта, можно было назвать тростинкой, то Мичиру казалась неземной феей, которая хоть сейчас могла бы оторваться от земли и взлететь. Ее одежда из невероятно тонкой и воздушной ткани, окутывавшая ее тело как морской туман, только дополняла это сходство с феей. Темные очки, которые она теребила в руках, идеально сочетались по цвету с туфельками и газовым шарфом, полностью скрывавшим ее волосы. Весь вид Мичиру говорил о том, что она привыкла жить свободно и роскошно. Впрочем, Харука, кажется, был ей под стать. Я никогда раньше не видела настолько стройного и красивого юношу. Хотя, чего греха таить, юношей я в принципе видела мало: в женском монастыре они – редкие гости, а мальчишек до четырнадцати лет, которые тоже встречались в приюте и в школе, вряд ли можно назвать полноценными юношами. Харука был немного выше своей жены, его растрепанные светлые волосы, закрепленные солнечными очками как ободком, и чуть прищуренные глаза непонятного оттенка, среднего между голубым, зеленым и серым, делали его похожим на девчонку, в то время как пиджак с эмблемой какой-то известной фирмы на левом лацкане и засунутые в карманы руки явно выдавали уверенного в своих силах взрослого мужчину.
- …живем в пригороде Токио, у нас большой дом и свой сад. Мичиру много гастролирует, и во время одной из поездок она узнала о тебе… - речь Сецуны плавно вливалась в одно мое ухо, и так же плавно вылетала из другого. Я настолько была занята разглядыванием своей новообретенной сестры, что слушать невнятные факты о жизни этих троих мне было не интересно от слова совсем. Единственное, что меня могло заинтересовать – так это причина, по которой эти трое вообще меня нашли. Ты знаешь, дорогой дневник, я не очень-то верю в совпадения, а потому я предпочитала выведывать все сама.
- И почему же вы решили взять меня к себе? - прямо спросила я, в упор глядя на сестру. Девушка покраснела и, переглянувшись с мужем, что-то быстро заговорила на незнакомом мне языке. Сецуна тут же затараторила перевод о том, что моя мать развелась с моим отцом Гендо Кайю когда мне было два года, что я его вряд ли помню, потому что моя мать сразу же уехала из Японии и вышла замуж второй раз уже за границей, в той стране, где я сейчас нахожусь; и что после смерти моих родителей опекунство надо мной должен был взять Гендо Кайю, а поскольку тот умер еще раньше, то Мичиру, дочь Гендо от первого брака, оказалась моим единственным кровным родственником; и что информационное письмо о том, что у нее есть кровная сестра, Мичиру получила совсем недавно, а, поскольку она сама пережила потерю близких людей, она решила, что ее сестра во что бы то ни стало будет жить с ней.
Мичиру замолчала. Сецуна договорила последние слова и перевела дух. Я вопросительно смотрела на них. Они так спокойно и уверенно говорили о смерти моих родителей, словно сами присутствовали на похоронах. Между тем, даже я не была в курсе, куда в один прекрасный день исчезла моя мать вместе с мужем. Просто однажды они исчезли и больше не вернулись. День, когда все это произошло, не вызвал у меня никаких подозрений. Накануне вечером мать как обычно поцеловала меня перед сном, а отчим пообещал, что мы с ним поедем на озеро в уикенд. Утром все было как обычно: я проснулась в пустом доме, разогрела вчерашний ужин в микроволновке и села к телевизору. Отсутствие родителей меня не удивило: они и раньше пропадали почти на день, но к вечеру они возвращались, и каждый раз привозили мне какой-нибудь необычный подарок. Например, однажды мама привезла мне серебристый жезл с черной головой пантеры на верхушке. Он очень напоминал ручку, но ею не был. Играть мне с ним не позволили, но мама сказала, что в трудную минуту он меня выручит, поэтому я должна всегда носить его с собой. В другой раз отчим одел мне на шею маленький медальон в форме не то сердечка, не то лепестка яблони, в котором оказались их профили, вырезанные из какого-то черного материала и приклеенные к крышкам медальона. Отец назвал это силуэтами и сказал, что, куда бы я ни пошла, теперь они всегда будут со мной…
В общем, не обнаружив ни записки, ни сообщения на автоответчике, ни машины в гараже отчима, я спокойно решила, что родители в очередной раз уехали по делам, и принялась ждать вечера. Но вечер сменился ночью, а родители так и не появились. Я легла спать, уже изрядно волнуясь, но утром родители тоже не вернулись, и я серьезно забеспокоилась. Но что может сделать ребенок в десять лет, не имея ни телефона, куда можно было бы позвонить, ни какого-то ближайшего родственника, к которому можно обратиться за помощью? Я все ждала и ждала до тех пор, пока соседи не вызвали полицию, обеспокоенные тем, что ребенок находится в доме в полном одиночестве уже больше двух дней. После этого я оказалась в приюте, и шел уже четвертый год, а от родителей так и не было вестей. Впрочем, я в свои четырнадцать лет до сих пор не уставала надеяться, что родители просто уехали куда-то и забыли взять меня с собой, хотя с каждым днем уверенности у меня оставалось все меньше и меньше.
Так что серьезные и уверенные заверения сестры и переводчицы о том, что родители мои мертвы, не то, чтобы вызвали во мне желание протеста – все-таки умом я понимала, что через четыре года родители уже вряд ли объявятся, – но внутри все моментально сжалось от беспощадного слова, и я лишь усилием воли удержала готовые выкатиться из глаз слезы. Вместо этого я вскинула голову, чтобы еще раз посмотреть в глаза сестры: они были необычного сине-зеленого цвета, с нежным переливом, напоминающим гладь спокойного моря. Меня так и подмывало спросить, как она собирается со мной изъясняться, ведь не будет же с нами жить переводчик, а, судя по всему, Мичиру абсолютно не знает ни английский, ни язык моей страны. Так же, как я ничего не понимаю в том языке, на котором только что говорила она. Впрочем, знаешь, дорогой дневник, я решила воздержаться от этих вопросов. Так же, как и от замечания, что никакого Гендо Кайю я не помню. Когда мама развелась с ним, я была слишком мала, чтобы вообще что-то понимать: просто в один прекрасный день вместо черноволосого японца меня стал брать на руки такой же черноволосый европеец… Я вообще решила ничего не говорить, я не хотела разговаривать.
- Конечно, если ты захочешь остаться в монастыре…» - начала Сецуна после долгого молчания. Я отрицательно замотала головой. Ну, уж нет, в монастыре я точно не останусь. Сестра улыбнулась и протянула мне руку…

***
Август, тридцатое.
Дорогой дневник!
Когда я в прошлый раз писала о неожиданном событии в моей жизни, я не подозревала, что оно будет иметь еще более необычное продолжение. По словам Сецуны, я должна была обязательно выучить японский язык, чтобы мне оформили документы на постоянное место жительство в Японии, а потому было принято решение, что мы поживем в доме моих родителей еще некоторое время, прежде чем навсегда покинем эту страну.
- К этому времени Харука сможет разобраться с документами, и ты станешь наследницей состояния родителей, - сообщила мне «радостную» весть сестра. Сецуна, как обычно, все переводила. – А потом мы поедем в Японию…
Мне совершенно не хотелось уезжать из страны, тем более что в душе еще жила надежда на возвращение хотя бы матери. По крайней мере, дом наш по-прежнему стоял нетронутым, и ключ от него мне вручила Сецуна сразу же после того, как меня с моими нехитрыми пожитками Харука погрузил в машину. «Ведь они могут вернуться?» - спрашивала себя я, непонятно зачем поддерживая в себе иллюзию надежды на хороший конец…
В общем, сейчас, дорогой дневник, я нахожусь как раз в нашем доме. Харука куда-то уехал, Сецуна суетится по дому, старательно наводя порядок. Я сижу в своей комнате и пишу свой дневник. Откуда-то с балкона доносятся звуки скрипки. Это играет моя сестра. Мелодия кажется одновременно знакомой и незнакомой, как будто я слышала ее раньше, но никак не могу вспомнить, где и когда. Мичиру всегда играет именно ее, когда остается в одиночестве, ну, или, по крайней мере, пока так думает она сама…
В прошлый раз, когда я услышала ту мелодию, мне отчего-то захотелось плакать. Я бежала по дому, в поисках источника музыки, я хотела кричать, чтобы неизвестный музыкант прекратил играть. Мичиру показалась из комнаты родителей с весьма удивленным видом, она сжимала в руках скрипку и смычок.
- Тебе не нравится? - спросила она на чистейшем английском.
- Ты говоришь по-английски? - в свою очередь удивилась я.
- Ээ… да. Я просто подумала, что сначала нам стоит лучше узнать друг друга… Но раз ты не очень ко мне расположена, я решила, что нам пока не стоит разговаривать…- Мичиру покраснела. – Тебе не понравилось, как я играла?
Теперь пришла моя очередь покраснеть. Я потупилась и принялась ковырять пол носком тапочки. Играла-то Мичиру как раз великолепно, а вот как объяснить, что музыка мне не нравится – я не знала. Наконец, я все-таки решилась и высказала все, как есть. Мичиру чуть приподняла брови и задумчиво посмотрела на меня.
- Пойдем, - она взяла скрипку и смычок в одну руку, а мне протянула освободившуюся. Мы вошли в комнату, в которой я всегда раньше проводила большую часть своего времени. Здесь все было по-прежнему. Мамина кровать стояла у стены, занимая большую часть комнаты. На тумбочке стояла наша фотография: мама, отчим и я. Мы сделали ее в аквапарке, мама держала на плече мой надувной круг, а я сидела у отчима на шее и весело смеялась. Но теперь в комнате не было больше маминых вещей, и ее духами больше не пахло. Вместо всего этого в комнате стоял чуть солоноватый аромат моря, доносившийся из распахнутых настежь дверей на балкон. Там, вдалеке, блестела морская гладь, ветер трепал легкие шторы. На кровати, которая раньше по утрам служила мне батутом (единственный способ разбудить маму с утра) теперь лежали небрежно сброшенная шелковая ночная сорочка сестры и раскрытый черный футляр. Разметанные ветром нотные листы вперемешку с карандашными набросками покрывали пол и плед на кровати. Мичиру вышла на балкон, осторожно положила скрипку на перила и раскинула руки, подставляя лицо ветерку и солнцу.
Я вышла следом за ней, остановилась у самых дверей и принялась созерцать ее спину. Сестра сегодня распустила волосы, которые оказались теплого каштанового оттенка и мягко струились по ее плечам, словно морские волны. Я улыбнулась: точно такие же волнистые волосы были у меня, правда всего лишь одна прядь и только у виска, но она одна очень ярко выделялась среди прямых черных волос, и никакими способами ее нельзя было выпрямить…
- Знаешь… - Мичиру смотрела прямо на меня. Ее глаза удивительного морского оттенка, казалось бы, видели меня насквозь. Я поежилась: еще одна маленькая, но яркая деталь нашего с ней сходства меня мягко говоря поразила. Между тем, Мичиру продолжала говорить, но, в отличие от случая с Сецуной, я почему-то не пропустила ни одного ее слова. - …эта музыка когда-то свела нас с Харукой. Тогда она… - Мичиру кашлянула и исправилась – видимо, она спутала английские местоимения. – Он… избегал меня… Но я знала, что мы предназначены друг другу судьбой… Музыка привела его ко мне… Поэтому эта мелодия очень важна для меня - Глаза сестры увлажнились и она замолчала.
- Музыка дорога для тебя как память о вашей встрече? - переспросила я, возвращаясь в комнату. Осторожно забрав с тумбочки фотографию, я принялась разглядывать ее. В голове внезапно появился навязчивый и очень обидный вопрос: «почему они БРОСИЛИ меня?»
- Да… Понимаешь… я сочинила ее после того, как увидела его во сне. Каждый раз, когда Харуки нет рядом со мной, я играю эту мелодию, чтобы он… - она запнулась, словно мысленно проверяла правильность местоимения, - … чтобы он смог найти дорогу ко мне…
Мичиру улыбнулась, взглянув на фотографию:
- Ты скучаешь по ним?
Я сделала неопределенный жест головой, который можно было расценить и как согласие, и как отрицание. Мичиру замолчала и присела рядом – кровать прогнулась, и я мягко скатилась под бок к сестре. Она обняла меня за плечи. Мы молчали некоторое время, разглядывая фотографию в рамке.
- Знаешь, у меня есть похожая… - Сестра встала и, подойдя к не до конца разложенному чемодану, покопалась там и вытащила небольшой фотоальбом. Раскрыв его на первой странице, она протянула его мне. На фото была маленькая девочка с короткими каштановыми волосами, она обнимала плюшевого медведя и весело улыбалась в камеру. Рядом с девочкой были женщина с двумя толстыми каштановыми косами и красивый молодой японец в очках – тот самый Гендо Кайю.
- Твоя семья? - я взяла альбом и принялась его перелистывать. Мичиру кивнула, убирая скрипку и листы.
- Отец оставил нас, когда мне было семь, великий музыкант предпочитает свободу… - Мичиру улыбнулась грустно и выпрямилась, прижимая футляр к груди. – А моя мать умерла уже давно… Но тогда мне было немного больше лет, чем тебе. – Мичиру откинула волосы на спину резким движением головы и, развернувшись, отошла к чемодану.
Я перелистывала альбом, рассматривая фотографию за фотографией. На одной я узнала Харуку в весьма необычном обтягивающем костюме. Он наваливался грудью на мотоцикл и держал навесу небольшой кубок.
- Это была первая гонка Харуки на международном уровне… - Мичиру вновь оказалась рядом со мной. – Он очень популярен в нашей стране, гонщик номер один… А это наши с ним общие подруги. Эту девочку со смешной прической зовут Усаги, я думаю, вы обязательно подружитесь…
- А это кто? - я ткнула пальцем в фотографию довольно хмурой девочки с яркой восточной внешностью. Ее темные неестественно большие для японки глаза смотрели с недетской серьезностью.
- Наша дочь, ее зовут Хотару. Она…» - я не дала ей договорить, захлопнув альбом и кинув его на кровать.
- Не понимаю, зачем тебе надо было забирать меня. – Я обернулась к сестре. Сердце жгла обида. – У тебя уже и так все есть!
Я вылетела из комнаты, унося фотографию родителей. Я чувствовала, как Мичиру смотрела мне вслед, но не хотела даже обернуться. Конечно, а чего я ожидала? Красивую историю о внезапной любви неизвестной сестры ко мне? Конечно же, нет. Надо трезво смотреть на вещи, дорогой дневник. У Мичиру уже была своя семья, она замужем, у нее есть ребенок, у нее много друзей. Зачем ей вообще могла понадобиться неизвестная сиротка из приюта? Конечно же только для пиара, и ни для чего больше. Просматривая альбом, я успела заметить дарственную надпись на его корочке. «Лауреату международного конкурса исполнителей классической музыки, известнейшей скрипачке Японии…» - гласили английские буквы. Известнейшая скрипачка из Японии! Конечно, она не могла упустить случая предстать перед прессой…
Нет, дорогой дневник, я не верю в благородство. И живу я не в сказке. Нет, дорогой дневник, все было именно так. Я знаю.
Вот уже день я не выхожу из комнаты, стараюсь не попадаться сестре на глаза, хотя это и очень сложно. В доме мы остались втроем, и Сецуна определенно не понимает причины, по которой я откровенно игнорирую сестру. Она хотела поиграть в добрую родственницу – пусть играет, но я не обязана ее любить за то, что стану прекрасным довеском к ее звездной карьере. Впрочем, сегодня Сецуна объявила, что вынуждена будет уехать в Японию, чтобы подготовить мои документы. Нам предстоит остаться с Мичиру вдвоем, и я даже не представляю, чем это закончится. В общем, все и правда необычно, дорогой дневник…

***
Сентябрь, третье.
Ты не поверишь, дорогой дневник. Учебный год уже начался, а я до сих пор не определена в школу. В приюте нам хотя бы разрешали ходить в школу, а здесь, живя в доме вместе со своей сводной сестрой, я вообще практически никуда не выхожу. Сецуна, пообещавшая, что займется моим образованием, дала мне список книг, которые я должна прочитать, и целую тетрадь упражнений, после чего она уехала в неизвестном направлении, оставив меня на попечении Мичиру. Нет, конечно же, я шучу, дорогой дневник, направление отбытия Сецуны я конечно же знаю – Япония, великая и прекрасная страна, о которой все трое моих новообретенных «родственника» рассказывают едва ли не с благоговением.
Я сижу и перелистываю страницы тетради. Знаешь, дорогой дневник, японский язык оказался куда сложнее, чем я думала. Я до сих пор ничего не понимаю в тех закорючках, которые японцы называют кандзи, и еле-еле читаю по слогам подписи хираганой под картинками в учебнике. Не представляю, как японцы сами во всем этом разбираются. Наверное, тоже не все знают…
На самом деле, дневник, я хотела рассказать тебе кое-что другое. Вчера со мной произошел удивительный случай, который несколько поменял мое отношение к сестре.
Как обычно я сидела в своей комнате, когда в нее, к моему великому удивлению, заглянула Мичиру. Сестра остановилась на пороге и долго наблюдала за мной, пока я делала вид, что увлечена компьютерной игрой. Мичиру долго молчала, созерцая мою спину, затем тихо проговорила.
- Эмили, я… я хотела тебя попросить… Сегодня возвращается Харука… ты не могла бы съездить со мной в аэропорт, я, к сожалению, не найду дорогу одна…
- Хорошо, когда? - спросила я, не оборачиваясь к ней. В мониторе отражалась вся комната – и Мичиру, стоящая у двери в нерешительности. Она выглядела взволнованной и несчастной. Неужели она так переживает из-за нашего разговора? Но это же глупо!
- Харука приезжает в восемь…
- Тогда надо ехать прямо сейчас… - я нажала на «сохранение». – Я сейчас оденусь.
Мичиру кивнула и вышла. Я вздохнула. Сестра тоже уже не пыталась наладить общение, хотя и желания отправить меня обратно тоже не выражала. Я посмотрела в монитор, словно надеялась вновь увидеть в нем отражение застывшей в нерешительности старшей сестры. Где-то в глубине сердца закопошилось нечто колючее и горячее. Нечто, именуемое совестью, надо полагать. Вздох – монитор погас, я встала из-за стола и полезла в шкаф за толстовкой.
Сестра ждала меня в коридоре, она смотрела в маленькое окошечко в прихожей, выходившее на улицу, а вернее на маленькую лужайку перед нашим домом. Я спустилась с лестницы и встала за ее спиной.
- Мы идем? - Мичиру рассеянно кивнула и взяла меня за руку.
Мы вышли из дома и направились к ближайшей остановке автобуса. Он, кстати, подошел на удивление быстро, что меня несказанно обрадовала. Даже места были. Всю дорогу Мичиру смотрела в окно, не делая попыток заговорить со мной. Я окликнула ее, но она даже не отреагировала. Это показалось мне странным. Мичиру казалась взволнованной, и вряд ли это можно было списать на волнительность встречи с любимым после недолгой разлуки. Взгляд мой упал на ее руки – тонкие пальцы судорожно теребили край юбки. И вновь это показалось мне непривычным для сестры.
Выйдя из автобуса, Мичиру буквально помчалась в сторону терминалов аэропорта, совершенно позабыв про меня. Мне не оставалось ничего другого, кроме как броситься следом за ней. Некоторое время я еще могла видеть ее спину, мелькающую среди пассажиров и провожающих, но вот я выскочила следом за ней на взлетное поле и…
Сначала раздался взрыв. Затем еще один, а над одним из самолетов взвилось пламя. Пахнуло жаром. В мою сторону понесся поток обезумевших кричащих людей, вынырнувший откуда-то из ближайшего ко мне самолета, навстречу ему – еще один, из терминала – полицейские, врачи и служащие. Столкнувшись, оба потока перемешались и понеслись, не разбирая дороги, захватив меня с собой. Повинуясь нахлынувшему страху, я бросилась бежать вместе с ними. Мне было не важно, куда занесет меня поток, лишь бы подальше от полыхавшей железной птицы, от криков, от всего этого ужаса. Однако я не могла представить, что весь ужас еще впереди. Позади нас раздался рев и я, а вместе со мной еще полсотни человек, обернулись, наплевав на все правила безопасности. Из пламени медленно вырисовывалась фигура огромного не то человека, не то животного. Оно хватала бегущих мимо горящего самолета людей и суетившихся вокруг пожарных, сжимая их в огромных кулаках, и отправляло их в то, что походило на его же огромную пасть. Я отчаянно закричала в ужасе и мой крик тут же был подхвачен остальными очевидцами этого кошмара. Мои ноги отказались повиноваться мне, я споткнулась и уже полетела под ноги бегущим позади меня, как вдруг сильные руки подхватили меня под мышки, буквально вырвали из толпы и потащили…
- Ты в порядке? Где Мичиру? - раздалось над моим ухом. Меня встряхнули и ощупали. Харука вглядывался в мои глаза взволнованными серыми глазами, я в ответ смотрела на него своими испуганными черными.
- Не знаю… - сумела выдохнуть я. Харука нахмурился, пробормотал мне что-то вроде «стой здесь» и, устроив меня в пустом ангаре, рванул в самую гущу толпы. Я только и успела окликнуть его по имени, как он уже скрылся из глаз – только мелькнул на прощание своим коричневым пиджаком… Я почувствовала, что к горлу подкатывает ком. Кажется, я потеряла свою семью во второй раз…
За пределами ангара творилось что-то неописуемое. Я выглянула из-за огромной ангарной двери, жмурясь от яркого света. Огненное чудище вовсю сражалось с горсткой обезумевших от страха, но по-прежнему исполняющих свой долг охранников человеческих жизней и спокойствия: его поливали из брантсбойтов, закидывали мешками с песком и расстреливали из пистолетов, явно не понимая, что любое их действие не причиняет ни малейшего вреда неизвестному существу, а лишь распаляет его все сильнее. Даже огонь, из которого состояло тело чудовища, становился все ярче, грозя захватить и другие самолеты, благо, расстояние между ними было достаточно большим. И вдруг все стихло: крики и плач людей, ор сирен, рев огня – в тишине четко и громко прозвучало два слова:
- Глубокое погружение! - и то, что еще несколько секунд назад было огненным чудищем, оказалось буквально сметенным огромной морской волной… Одинокая фигурка стройной девушки в удивительно короткой юбке взмыла в воздух и приземлилась на крыло одного из самолетов. Черное пепелище на месте самолета не подавало признаков жизни. Ветер взметнул черную пыль, всколыхнул волосы девушки. На миг они блеснули на солнце аквамарином, прежде чем черная пелена скрыла ее, а затем раздался крик боли, и, словно в ответ ему – еще один четкий и яростный возглас:
- Твердь, разверзнись! – пол под моими ногами вздрогнул, словно подчиняясь в ответ на призыв. Золотой отблеск на остром лезвии меча угрожающе вспыхнул, отмечая появление второй девушки в такой же мини-юбке, как и у первой. Резкий взмах и рывок в темноту – а за ней зигзагом шла трещина по земле, вбирая в себя остатки обгоревшего самолета вместе с тем, что осталось от ужасного чудовища, странным образом игнорируя растерянных и испуганных борцов с огнем, в спешке покидавших место происшествия.
- Я боялась, что опоздала… - на руках второй, той, что с мечом, приземлившейся на ноги буквально в пяти шагах от ангара, лежала первая в изодранном костюме, с опаленными волосами, но живая и даже улыбающаяся. Рукой в белой перчатке обладательница зеленых волос мягко провела по пшеничным прядям хозяйки меча. Та в ответ улыбнулась.
- Я боялась того же… Сможешь идти? – девушка в изодранном костюме кивнула, и, едва лишь она оказалась на ногах, обе незнакомки резко оторвались от земли, исчезая из моего поля зрения. Не веря своим глазам, я выскочила на поле, с удивлением заметив, что трещина в земле медленно, но верно затягивалась, уничтожая напоминания о произошедшем. Впрочем, вряд ли точно так же легко можно было убрать несколько десятков трупов с летного поля и то, что оставалось в памяти очевидцев.
Я прижала руку к груди, честно пытаясь хотя бы перевести дух, но, кажется, мой организм напрочь забыл, что такое дышать, и уж тем более – двигаться. Я тупо смотрела на то место, где еще несколько мгновений назад огненный ужас пожирал ни в чем не повинных людей, и молча спрашивала себя, не сошла ли я с ума. В глазах стоял туман от текущих, не переставая, слез, а в ушах – возобновившийся гул и рев реанимационных сирен. Взлетное поле постепенно заполнялось людьми в белом и синем, они суетились, пряча в пластиковые мешки то, что недавно было экипажем канувшего в Тартар самолета и отрядом местной полиции, врачи осматривали чудом уцелевших среди этого кошмара раненных, а мне казалось, что все, что существовало раньше, в один миг перестало существовать для меня, а я перестала существовать для мира… До тез пор, пока два испуганных голоса не окликнули меня по имени, а сильные руки не схватили и не подняли в воздух.
- Эмили, куда ты пропала, я чуть с ума не сошла!..
- Я же сказал тебе сидеть в ангаре, ты могла погибнуть!..
- Мы ведь теперь отвечаем за тебя, неужели ты не понимаешь?
- Ты не представляешь, что я пережил, когда увидел все это, мы как раз вышли из самолета, когда все это началось! Это просто чудо, что вы с Мичиру не пострадали!..
- Я не представляю, что бы я делала без тебя…
Я медленно перевела взгляд на сестру и ее мужа, которые, перебивая друг друга, пытались сейчас что-то втолковать мне, одновременно ругая меня, радуясь, что я невредима, рассказывая обо всем пережитом, улыбаясь и плача. Губы помимо моей воли начали складываться в улыбку. Чумазая Мичиру со слегка обгоревшими волосами, Харука в порванном пиджаке, с какой-то кожаной сумкой на боку, слегка почерневшей от копоти, но вполне целой, что несказанно меня удивило. Я боялась, что никогда их больше не увижу, я боялась, что потеряла сестру. Их обоих. Мою новую семью.
- Правда?..

- …а потом нас оттеснила толпа в терминал, двери захлопнулись, нас не хотели выпускать! Я чудом пробился!..
- …Ты не представляешь, как я перепугалась, когда увидела тебя посреди взлетно-посадочной полосы, как ты вообще умудрилась там оказаться?..
- …Мичиру готова была выбить стекло голыми руками, лишь бы прорваться к тебе, она устроила такой скандал!..
-. ..мы уже шли от самолета к дверям, когда раздался этот взрыв. Нас тут же погнали здание, ты просто не можешь себе представить, насколько страшно быть среди обезумевших от страха людей…
- Представь себе, могу, - ко мне возвращалась моя циничность. Харука чуть повернулся, покосившись на меня с водительского сидения, и виновато улыбнулся.
- Прости, – он вновь смотрел на дорогу. – Я ведь выхватил тебя из этой толпы, совершенно случайно увидел тебя, не представляю, что бы было, разъедини нас это стадо…
- Почему ты оставил меня в этом ангаре?
- Потому что там безопаснее, чем в терминале, полном зевак, взволнованных родственников, ошалевших пассажиров и черт его знает кого еще… К тому же я был уверен, что Мичиру тоже была где-то в этой толпе, и бросился ее искать…
- Странно, что ты был уверен в этом…
- Просто мы очень хорошо знаем друг друга… - Мичиру загадочно посмотрела на меня, чуть наклонив голову. Сестра держала меня на коленях всю дорогу, отказываясь выпускать. Мне показалось, Харука даже начал ревновать, ибо его подколы мы слушали всю дорогу до дома. Впрочем, в кои-то веки меня они не задевали. Кажется, я, наконец, поверила им… - Я была в ужасе, когда поняла, что ты отстала от меня, прости, малыш. Я бросилась тебя искать, и, хвала богам, Харука отыскал тебя раньше. Я чуть с ума не сошла, мы оказались в терминале за закрытыми дверями, и увидели тебя посреди поля. Ну почему ты не послушалась Харуку?!
- Просто я увидела… - я замолчала и посмотрела на мужа сестры. Его темные очки как-то странно мелькнули, ловя последний отблеск закатного солнца, напоминая тот самый отблеск холодной стали в руках удивительной воительницу. Харука почувствовал мой взгляд и повернулся ко мне, сняв очки и зацепив их за горловину футболки.
- Что?
- Нет, ничего… Я мороженного хочу.
Сестра ласково рассмеялась.
- Без проблем, по дороге будет отличное кафе…

***
Сентябрь, третье – сентябрь, четвертое. Ночь.
Этим же вечером, когда сестра отправила меня спать пораньше, они с мужем закрылись на кухне, что-то обсуждая вполголоса. Я честно провалялась около десяти минут в постели, после чего встала и на цыпочках отправилась на кухню, ибо закрытые двери всегда манят своей таинственностью и не возможностью так просто в них попасть.
Я дошла до двери и осторожно заглянула в щелочку. Мичиру сидела ко мне спиной, укутанная в теплую шаль, – и это несмотря на нашу довольно теплую осень. Харука задумчиво потягивал чай из нашего семейного фарфора и глядел куда-то в пустоту.
- Думаешь, это новый враг? – муж сестры только пожал плечами, не отрывая взгляда от точки, в которую смотрел. Мичиру чуть наклонилась вперед, видимо, наливая себе чай.
- Стоит ли гадать? Уверен, Сецуна со всем разберется. Девочки уже в курсе.
Я напряглась, обращаясь в слух. Они говорят о сегодняшнем происшествии, но… Враг? У скрипачки и гонщика? Такой, как это огненное чудовище? Может они что-то скрывают, и на самом деле они…
- Думаешь, не стоит посвящать Эмили в это? – словно в ответ на мои вопросы.
Мичиру отрицательно покачала головой, встала и подошла к окну, грея руки о чашку с чаем. Харука встал и осторожно обнял ее со спины, что-то шепнул ей на ухо. Мичиру вздохнула и шепнула что-то в ответ.
- Кстати, ты не поверишь… Документы целехоньки.
- Но ты же сказал, что… - судя по голосу, удивлению Мичиру не было предела.
- Просто я случайно положил их в ту сумку, которую ты мне подарила на прошлый день рождения…
- Харука! – притворно возмутилась сестра, ласково дернув мужа за светлую прядь. Она развернулась, улыбаясь. – Кстати, ты заметил, что мы говорим на английском?
- Сила привычки… Боюсь, что возвращаться к японскому будет трудно, – парень улыбнулся, чмокнул жену в нос и повел ее к двери. Я еле успела отскочить и как могла тихо понеслась по коридору обратно в спальню.
Забравшись под одеяло, я накрылась им с головой и свернулась в комок. О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи. Я думала, что наконец-то узнала свою сестру, а она оказалась куда глубже, словно это не человек, а изменчивое таинственное море, где за одной волной идет вторая волна, а под одним течением – другое. Мне стало страшно. Эти их секретные посиделки слишком сильно напоминали родительские вечера, когда под любым благовидным предлогом сплавляли меня погулять или в детскую, а сами запирались в своей комнате и о чем-то долго беседовали. Щекам стало мокро, я моргнула и стерла со щек бегущие слезы, а затем полезла за медальоном. На сей раз золотое сердечко казалось удивительно теплым, я нажала на маленький незаметный зубчик на краю и открыла его, вглядываясь в темноту. В темноте под одеялом нечего было ожидать, что я смогу разглядеть родительские портреты. Однако, к моему удивлению, под одеялом вдруг стало удивительно светло, причем свет не казался мне слишком ярким, и шел он откуда-то из-под подушки. Сунув руку под подушку, я вытащила подарок родителей – жезл-ручку с головой пантеры. Он весь светился, словно внутри была спрятана лампочка и не менее двух батареек, глаза пантеры мерцали зеленоватым блеском. Тихо, чтобы никого не разбудить, я вновь выскользнула из постели, помчавшись к кухне. Таинственный светящийся жезл лежал за пазухой.
На кухне было тихо и темно, только на подоконнике остывала кружка с забытым чаем. Я бережно достала жезл с головой пантеры: свечение слегка поугасло, однако он по-прежнему был ярок, а глаза пантеры, казалось, внимательно смотрели на меня. Несколько секунд мы играли в гляделки со странной фигуркой, а затем, словно повинуясь непонятно откуда промелькнувшей в голове мысли, я коснулась губами лба фигурки. Мгновенное тепло на губах приятно удивило, а в следующий момент я обнаружила себя стоящей на четвереньках…
Голове было непривычно тяжело и, почему-то, я не могла поднять ее высоко вверх, зато замечательная гибкость ощущалась где-то в районе ног и поясницы. Я попыталась встать на ноги, но тут же вновь оказалась на четвереньках: мое тело показалось мне непомерно тяжелым и неуклюжим для этого. Тогда я попыталась опереться о спинку стула и, едва моя рука коснулась мягкой обивки, из горла моего вырвался крик ужаса: на месте руки была черная когтистая лапа…
Где-то за стеной я услышала голос сестры. Сердце бешено колотилось, в голове стучала кровь, вернее, это единственная мысль билась в мозгу: «бежать». Инстинкт самосохранения заставил гибкое тело рвануть к раскрытому окну. Миг, позволивший мне ощутить себя хищником в цирке – и я на улице, благо мы живем невысоко. Звякнула на прощание разбившаяся об пол чашка. Я прижалась к стене дома, услышав возглас Мичиру в кухне. Полоска света из кухонного окна едва не попала на мои лапы. Я легла на землю, прячась в тени, и молилась, чтобы действие внезапно обрушившегося на меня колдовства, наконец, окончилось. Или хотя бы чтобы сестра ушла спать – она не должна видеть меня в таком облике!
- Эмили?
«О, нет!!» - я готова была разрыдаться. – «Ну, давай обратно, давай же!!!» - молилась я, как вдруг внезапно почувствовала холод. Я открыла глаза, перестав ощущать давление тяжелых мохнатых лап. Я лежала на холодной каменистой дорожке, огибавшей наш дом, в одной пижаме, а в руках у меня был мой жезл.
- Эмили, где ты?
Быстро сунув странный жезл в рукав, я крикнула:
- Тут!
В ту же минуту распахнулась входная дверь, появился Харука в отцовском халате и, подбежав ко мне, подхватил меня на руки.
- Как ты здесь оказалась? Мы жутко перепугались, когда не обнаружили тебя в постели! – блондин прижал меня к себе, занося в дом. На мгновение мне показалось, что меня держит вовсе не мужчина – тепло рук и мягкость объятий напоминали, скорее, руки мамы, чем отца.
- Я… это… хожу во сне… - нашла, что соврать, я. Харука внимательно посмотрел на меня, словно прикидывая что-то.
- Значит, сегодня ты спишь в нашей комнате! – вынесла вердикт сбежавшая с лестницы Мичиру. Харука издал возмущенный возглас, передавая меня сестре.
- Я не хочу обнаружить ее где-нибудь на крыше завтра утром! – припечатала сестра, унося меня в бывшую комнату моих родителей. Я успела заметить, как Харука скорчил недовольную мину и пробурчал что-то под нос на своем языке. Заметив мой взгляд, он откинул со лба волосы и показал мне язык.
Сестра уложила меня на кровать, посередине, между двумя подушками. Погрозив мне пальцем, она вышла. Ее сменил Харука. Блондин потянулся и зевнул, войдя в комнату. Глянул на меня и, отвернувшись, подошел к окну.
- До полнолуния еще далеко.. – донесся до меня его голос.
- Что? – не совсем поняла его я.
- Ты ведь не лунатик, - он повернулся, сложив руки на груди. Его серые глаза смотрели строго, даже осуждающе. На миг мне показалось, что он все знает. – Не знаю, почему ты хотела сбежать, но больше так не делай. Мичиру не переживет.
Я не знала, что мне делать: рассмеяться от облегчения, что страшную тайну моего сегодняшнего приключения Харука не узрел за своей недальновидностью, или расплакаться от того, что он на полном серьезе считает, будто я ненавижу сестру. Я вскочила на колени, намереваясь дать ему отповедь:
- Это вовсе не то, что ты думаешь, я… - но тут вошла Мичиру, еле держа в руках скрывавшую ее стопу одеял и подушек. Все это было тут же сгружено на руки мужу.
- Между прочим, мог бы и помочь, - сестра присела на кровать, провела рукой по моим волосам. – А чего это вы такие мрачные? Хару, вы поругались?
- Нет, что ты, - блондин кое-как смастерил из полученного материала подобие супружеского ложа на полу и встал за спиной сестры, осторожно коснувшись губами ее макушки. – Конечно же, нет. Ведь так, Эмили?
Серая молния взгляда словно пронзила меня насквозь. Сколько недовольства я еще никогда не видела. Я закусила губу, но радостно закивала. Сестра либо поверила, либо сделала вид, что поверила, позволив мужу увлечь ее за собой. Вздохнув, я зарылась с головой в подушки, проигнорировав совместное «спокойной ночи», донесшееся с полу.